— Послушай, — сказала Челси, — я знаю, что ты заслужил это. Ты наверняка победишь.

Брат слабо улыбнулся, и теперь ей предстояла еще встреча со сводным братом, которого она когда-то поцелована. Она посмотрела в его сторону и заметила, как он быстро отвернулся. Челси видела такие сцены в фильмах, когда двое в толпе притворялись, будто им нет дела друг до друга. Кент повернул голову, и их взгляды встретились над шумящей и волнующейся толпой, но тот поцелуй казался им обоим слишком ужасной ошибкой, и смущение победило и на этот раз. Челси отвернулась, не поздравив его.

В этот вечер вся семья Гарднер собралась за ужином и устроила представление с демонстрацией согласия и единства. Но Челси им не удалось обмануть. Даже праздник в честь Робби не смог уничтожить разобщенность между родителями. Слишком явно Том и Клэр обходили друг друга, стараясь не прикасаться даже в тесноте кухни, слишком быстро мама отводила глаза, если отец смотрел на нее. И даже имя Кента не упоминалось здесь, хотя шансы всех остальных кандидатов в короли и королевы тщательно взвешивались и обсуждались. В конце ужина Робби с любовью посмотрел на родителей и сказал:

— Слушайте, ребята, я знаю, что есть такая традиция — каждого кандидата провожают на место коронации оба родителя. Так я хотел убедиться, что вы там будете.

— Конечно, будем, — хором ответили Том и Клэр.

— По одному с каждого моего бока.

— Точно.

— Да.

— А после вместе явитесь на танцы?

— Конечно, — ответил Том. Помолчав, Клэр проговорила:

— Так и будет, — но при этом не отрывала взгляд от тарелки.

Теперь всегда, когда Робби или Челси пытались как-то помирить родителей, возникала эта заминка. Отец старался преодолеть ее, и Клэр делала вид, что тоже старается, но все оставалось по-прежнему. Дети не знали, как заставить мать простить их отца.

Позже вечером Челси сидела на своей кровати, уставясь в стену. В углу на кресле валялось домашнее задание, у нее не было ни малейшего желания открывать учебник и браться за ручку. В доме было тихо, мама, как всегда, ушла на репетицию, а папа сидел в гостиной с финансовым отчетом. Робби сразу, как только смог, ушел к Бренде, стремясь скрыться от домашней напряженности, а Челси не могла даже позвонить Эрин и поговорить обо всем. Ведь тогда все в школе узнают об этом, и их семья сразу станет предметом для сплетен. Эрин уже пыталась выспрашивать и с любопытством посматривала на Челси, особенно когда упоминалось имя Кента. Она знала — что-то произошло.

«Да уж, конечно, произошло», — думала Челси. Семья разваливается, она пытается заставить маму и папу поговорить друг с другом, а по ночам плачет у себя в комнате, и еще старается всеми силами избегать Кента, и больше всего хочет выговориться, объяснить все Эрин. Но этого делать нельзя! Потому что то, как поступил отец — ужасно, и то, как она поступила с Кентом — тоже ужасно. И неизвестно, может, мама права, что отвергает отца, и она тоже должна отвергать Кента, и вообще, как же ей с ним теперь обращаться, раз они родственники? Если бы только она могла поговорить обо всем с Эрин. Хоть с кем-нибудь! Но даже кураторы в школе могут сплетничать. У них кабинет как раз рядом с папиным, и, если они все узнают, ему будет еще хуже. Челси, свернувшись калачиком и закутавшись в свитер, тихо лежала в темноте.

В это самое время на репетиции сорокалетний одинокий учитель английского по имени Джон Хэндельмэн наблюдал, как возводят декорации. Он поглядывал на Клэр, улыбаясь и словно предлагая ей поделиться тем, что ее беспокоило и о чем они еще не говорили.

На следующий день после провозглашения кандидатов «на трон» Том обнаружил в своем школьном почтовом ящике записку:

Уважаемый мистер Гарднер,

Миссис Холлидей сказала всем нам, кандидатам, что по обычаю к месту «коронации» нас должны сопровождать родители. Я бы хотел, чтобы Вы знали — я бы очень гордился, если бы Вы шли рядом со мной. Не волнуйтесь, я не стану об этом просить, потому что не хочу причинить Вам никакого беспокойства. Просто я хотел, чтобы Вы об этом знали.

Том почувствовал, как слезы подступают к его глазам. Ему пришлось скрыться на время в мужском туалете, дожидаясь, пока спокойствие возьмет верх над эмоциями.

В этот вечер, когда Клэр вернулась с репетиции, муж дожидался ее, приняв душ и сидя на кровати в пижамных брюках и благоухая лосьоном после бритья. Она скользнула под одеяло и выключила настольную лампу. Протянув руку в темноте, Том попытался поцеловать жену, но она оттолкнула его и сказала:

— Не надо, Том. Я не могу.

Церемония «коронации» состоялась в актовом зале школы, в пятницу, в два часа дня. Все родители собрались в комнате позади зала, готовясь сопровождать своих детей.

Клэр впервые увидела Монику Аренс. Она не была хорошенькой, но дорогая одежда и стильные украшения, придавали ей светский шик. Тщательно выполненная прическа не приукрашивала лицо, но на страницах любого модного журнала можно было увидеть такую же. То, в чем отказала ей природа, Моника создала для себя сама. Она держалась так, словно говорила: «Поосторожней со мной».

Клэр повернулась к Монике и ее сыну спиной, притворяясь, будто их нет в комнате. Однако она понимала, что Том, как директор, должен уделять внимание всем и поздравлять родителей всех кандидатов. Когда он заговорил со своей бывшей любовницей и пожал ей руку, Клэр не смогла удержаться и посмотрела на них. Ревность и обида уничтожили всю радость этого дня, и она обвиняла мужа в том, что именно по его вине не испытывала счастья по поводу такого события. Идя рядом с Робби к трибуне, она не излучала материнской теплоты, как другие, просто сопровождала сына с левой стороны, а Том — с правой. На ступеньках родители поцеловали Робби, потом сели рядом в первом ряду. Во время всей церемонии Клэр не обменялась с мужем ни словом, ни взглядом, она смотрела только на сына и ни на кого другого.

В каждом ее движении и позе Том видел что-то показное, неестественное. Она слишком высоко поднимала руки, когда аплодировала, слишком задирала подбородок, наблюдая за происходящим. Иногда она встряхивала головой, а когда Дьюк Леонард был выбран королем, Том понял, что Клэр негодовала в душе, поскольку по понятным причинам надеялась, что это место займет Робби. С упавшим сердцем Гарднер признавался сам себе, что ему совсем не нравится, как она себя ведет. Те качества, за которые он полюбил когда-то Клэр, исчезли, и именно он был в этом виноват.

После они танцевали вместе на праздничной вечеринке, и он обнаружил, что можно отвергать в женщине непримиримость и все же любить эту женщину. Потому что он все еще любил свою жену. Обнимая ее в танце, он ощутил нахлынувшее желание и попытался крепче прижать Клэр к себе. Она выгнула спину, стремясь держаться подальше, и сказала:

— Думаю, сейчас подходящее время, чтобы поговорить с тобой, Том. Я приняла решение, но молчала, пока не закончится праздник, чтобы не портить его для детей. Ну что ж, теперь веселье подходит к концу, а я не могу продолжать жить, как ни в чем не бывало. Я хочу развестись. Том остановился, почувствовав мгновенный укол страха.

— Нет, Клэр, перестань, мы можем…

— Я думала, что справлюсь с этим, но не смогла. Я несчастна, мне больно, все время хочется плакать. Я не могу видеть тебя в своей постели каждую ночь.

— Клэр, так нельзя. Нельзя отбросить прочь восемнадцать лет жизни, не пытаясь их спасти.

— Я пыталась.

— Черта с два ты пыталась! Ты… — Он понял, что кричит и танцующая рядом пара обернулась и смотрит на них. — Пошли! — приказал Том и за руку потащил жену из зала, по коридору, мимо бассейна, пока не привел ее к стеклянным дверям своего кабинета.

— Отпусти меня! — требовала Клэр. — Том, Бога ради, ты уже устроил спектакль, вырвавшись из зала таким образом!

В кабинете он с силой захлопнул дверь.

— Мы не разводимся! — прокричал Том.

— Не ты один принимаешь решения!

— Мы даже не пытались ничего обсудить!